Марди и путешествие туда - Герман Мелвилл
После завтрака, когда синий запечатанный калабас почти скрылся в великом облаке, поднятом нашими трубками, Медиа предпочёл усесться на борту и там покурить. Поэтому, благородно наполнив наши кубки, все мы ушли со сражения победителями.
Затем, снова усевшись и безмятежно дымя, пока кругосветный мореплаватель тем временем весело ходил по кругу, Медиа велел Мохи поведать что-нибудь интересное.
Сейчас из всех старых сплетников в Марди, конечно, наш восхитительный старый Диодорус обладал самой большой коллекцией историй, хроник, анекдотов, мемуаров, легенд, традиций и биографий. Не было никакого предела библиотеке, которую он носил. Сам по себе он был целой историей Марди, полной, не сокращённой, в одном томе.
Повинуясь тогда команде короля Медиа, Мохи попотчевал компанию рассказом, и вот он.
В одной из частей Архипелага находился остров под названием Минда; и в Минде было много колдунов, нанимаемых из-за зависти и враждебности людей этой несчастной земли. Если миндарианин считал себя расстроенным или оскорблённым другим соотечественником, он немедленно обращался к одному из этих колдунов, кто за соответствующее вознаграждение, держась во мраке, принимался за работу со своими заклинаниями и направлял их против обидчика. И вскоре под воздействием определённых специфических ощущений этот человек, обнаружив, что происходит, немедленно спешил к своему собственному профессору чёрной магии, услуги которого были хорошо оплачены и который в назначенное время вызывал бесспорное противодействие, так что в конце концов иногда выходило, что ни одна из сторон не была победителем или проигравшим, уцелев благодаря сумме своих сборов.
Но хуже всего было то, что в некоторых случаях все знания о наведённых заклятиях в начале этого процесса были скрыты от жертвы, которая, поздно узнав о затевавшейся порче, почти всегда оказывалась добычей своего противника, каковое бедствие считалось проявлением высокого искусства. Но так как многие из колдунов были искусны в своём умении, то, следовательно, стоящие за ними стороны, использующие их, действовали аналогично. Следовательно, возникали бесконечные усобицы на протяжении многих лун, где обе стороны усердствовали до своего взаимного уничтожения.
Действительно, не говоря уже об упрямстве, проявляемом их работодателями, упорство самих колдунов было изумительным. До самого последнего зуба в мешочках своих работодателей они оставались верными своим заклинаниям, никогда не передавая их, покуда их наниматели не становились неплатёжеспособными или мёртвыми.
Но поскольку они сурово осуждались, то в Минде не было людей хотя бы наполовину так же заинтересованных, как они. При определённых обязательных условиях безопасности некоторые из них были готовы устроить гибель как одного человека, так и другого – хорошего, плохого или просто постороннего, что не составляло большого труда.
Чему удивляться тогда, что такие отвратительные наёмники в Минде должны были заключить великое соглашение о зле, тайно идя на подстрекательство миролюбивых людей к вражде с их соседями и с изумительной живостью предлагая себя в качестве колдунов, чтобы избавить их от объекта раздражения, намекая на его опасность. Действительно, случалось даже, что колдун тайно насылал заклинания на жертву, которая от своих физических ощущений, подозревая что-то не то, но не зная что, отправлялась к этому же самому колдуну, нанимая его, чтобы противодействовать какому-либо замышляемому злу. И эта особа сразу бралась за дело; тогда, имея обе части в своих руках, колдун держал их всегда на поводке, тем временем зорко следя, в чём они потерпели неудачу из-за не слишком щедрого вознаграждения за его старания.
Как-то раз произошло потрясающее волнение из-за этих колдунов, произошедшее из-за некоторых тревожных открытий относительно их методов. В нескольких деревнях Минды их разыскивали, стремясь уничтожить. Но бесплодными оказались эти попытки: уже скоро было обнаружено, что их заклинания уже распространились за границей, и они сами так запутали повседневные дела острова, что сочли наилучшим позволить их призванию существовать, чем пытаться подавить его, вызвав дополнительные проблемы от их породы. Ах! Они были знающим и хитрым сообществом, такими колдунами, которых было очень трудно одолеть, умаслить или обойти.
Но, во имя Волхвов, что делало их заклинания такими мощными и тайными? По всеобщему мнению выходило, что они получали свою большую силу от паров определённых составов, чьи компоненты – страшно сказать – были главным образом получены из человеческого сердца, и, по-разному смешивая эти компоненты, они приспосабливали их к разнообразным чарам.
Они были тщеславными и высокомерными людьми. Но в силу их контакта с мраком они затрагивали ещё большие тайны, чем были известны им; когда их расспрашивали об их науке, они запутывали вопрошавшего ответами на невероятном языке, используя слова почти столь же длинные, как анаконды. Но всё это весьма воздействовало на простых людей.
Но часто случалось ещё одно из не менее показательных событий, когда два колдуна, в противовес нанятые миндарианами, – один, чтобы напасть, другой, чтобы защитить, – оказывались связаны друг с другом добрыми отношениями, каковое любопытное обстоятельство никогда не возбуждало ни малейшего подозрения в уме жертвы.
Другое явление: если по какой-либо причине два колдуна оказывались противниками, они редко насылали свои заклинания друг на друга, приписывая это, возможно, тому, что оба являлись сведущими в своём искусстве и ни один не мог надеяться на достижение преимущества.
Но из-за всех бросаемых этим колдунам осуждений, часть которых они заслужили, зло, причинённое ими, главным образом, хотя и косвенно, приписывалось тем людям, которые их оскорбляли, а не тем людям, которые их наняли. Последние существа, безусловно, поносились громче всех, имея на то вполне заслуженную причину. И при этом не стоит отрицать, что в определённых отношениях были и колдуны, приносящие значительную пользу. При природном их стремлении проникнуть глубоко в тайны ума, они часто совершали важные открытия, с трудом накапливали ценные сведения о внутренней работе сердец миндариан и часто блистали красноречием в объяснении тайн несправедливости.
Всё же все эти их знания являлись примитивными, необработанными, диковинными и устаревшими кусками, почти потерявшимися в массе их соотечественников; и некий старый сахем (мудрец), используя сравнение, сказал, что ценность их сокровищ аналогична ценности старого железного ключа, стоящего больше, чем сундук и его содержимое.
Глава XLI,
в основном посвященная королю Белло
– Тайи, сейчас, – сказал Медиа, – к старому вздорному Белло, чей остров Доминора впереди, у меня отношение противоречивое.
– Ах! Почему так?
– Вот унылый подробный рассказ, но тебе нужно послушать. И немедленно Его Высочество начал свой рассказ.
Эта королевская ссора произошла, как кажется, из-за небольшого столкновения относительно права собственности на бесплодный островок в очень удалённой части лагуны. Вначале вопрос, возможно, было бы легко уладить путём частичного обмена несколькими дружескими словами. Но каждый, считая ниже своего достоинства посещать другого и обсуждать такие тривиальные дела, как ведение переговоров о взаимопонимании, передавал их своим верным уполномоченным, людям с длинными языками, которые не любили произносить слова короче многосложных.
Далее, чем больше этих важных персон вникало в сложности, тем шире становилась брешь; то, что было сначала простой щелью, превратилось в зияющую бездну.
Но что, возможно, усугубило дело больше, чем всё остальное, так это то, что ради подчёркивания различия между королями вздорный Белло отправил в Одо в качестве своего тридцатого уполномоченного крошечного, тщедушного посланника, который самостоятельно приплыл сюда под парусом в отдельном каноэ, чтобы предстать перед аудиторией Медиа, в чьё присутствие он был немедленно препровождён.
Бросив один взгляд на него, король повернулся к своим вождям и сказал:
– Мои вельможи! Сможете ли вы без большого напряжения ваших глаз различить этого ничтожного карлика? Что?! Ужели не осталось высоких людей в Доминоре, если
